пятница, 30 декабря 2011 г.

Без названия


Не перестань, настань ещё,
Екатеринин бург,
Досмертное пристанище
Ощипанной Симург!

Над трупами, за трубами
Воспетый не за то,
Что был с губами грубыми
И в драповом пальто,

И не за то, что струнные
Над ВИЗом небеса
Промчали в утра лунные
Полвека в полчаса.

За дым? За паче циммера
Ипатьевский домок?
За маузер Владимира,
Стреляющий в висок!

И в праздник невесёлыми,
Суровыми, как нить,
Нельзя с такими сёлами
На росстани шутить.

Нельзя, нельзя, товарищи,
По ледяным пруда
Тащить своё кошмарище
Отсюда и сюда,

Где каменно завязано
Не сердце ли страны…
……………………….

– Нельзя? Да нам не казано!
И не вселяйся в ны!

30 декабря 2011 г.

четверг, 15 декабря 2011 г.

Эдем



Кто измеряет лотом,
Кто Лотовой женой,
Омытый смертным потом,
Как в копи соляной,
Эдем ругают мифом,
Несбыточной мечтой,
То дамским кроют лифом,
То мраморной плитой…
А он легок и ясен,
Как на заре роса:
Весь опыт наш напрасен
Без веры в чудеса,
Все нужды смехотворны
У этих белых врат,
Творения притворны
И примитивны, брат.
Мы все Эдемом бредим
И раны бередим.
В Эдем, Адам, поедем!
Там яблок поедим…

15 декабря 2011 г.

четверг, 1 декабря 2011 г.

Мистическое



Дух затухает, как вянет у моря огонь:
Искры летят, но тепла уже мало. И света.
Осенью пламя теряет заносчивость лета,
Мокрой золы зачинается в воздухе вонь…

И на песке многочисленно стынут следы,
Впадины, вмятины от разновесов телесных,
Полные бурой и чёрной трухи-лабуды,
Точно частичек погибших планет неизвестных.

Но погоди, издалече восходит зима,
Мёртвых оленей таща по унылому склону;
Падает пальма, и в духе растёт Палама,
Всё по частям исправляется. Всё по закону.

Всё, что изломано было спасенью назло,
Снова поднимет проточную тёмную руку,
Парус поставит и в волны опустит весло,
Снова освоит свободных полётов науку.

Как сочетается с холодом этот подъём?
Не понимаю. Разбег ли сияньем полозит,
Режет ли небо минуту январским костром,
Почву ли смертную взором безмолвья морозит…

1 декабря 2011 г.

вторник, 29 ноября 2011 г.

Отечественное



Как бы в мире этом тёмном
Оглянуться мне,
Спрятать тление в скоромном
Золотом огне,
Скрыть в саду под цветом белым
От ударов злых
Души, связанные телом,
Всех детей моих?
Как бы вымолить у Бога
Не себе, а им
Дней без счёта юных много,
Стороною дым?
Как бы всех моих любимых –
Яблоня и печь –
Нежных, беглых, уязвимых…
От яги сберечь?
С потолка упавшим толком
Молча оболочь,
С говорящим серым волком
Увезти в полночь,
Снова поднятых началом –
Ну же, ну же, ну! –
В Китеж-град за третьим валом,
В тайную страну,
Где продленью свет порукой
И луна рекой,
И не взвешивают мукой
Волю и покой!

29 ноября 2011 г.

вторник, 22 ноября 2011 г.

Словом, рыбы...


Словом, рыбы – не немые.
Рассекая тьму за мной
на косые и прямые
говорящей тишиной,
настоящей и поющей,
восходящей на луну,
ради вящей или пущей
образующей струну,
ночью тыщей и одною,
бесконечным падежом,
рассекая тьму за мною
не палаческим ножом,
тучу сахарного зада
вводит в царственный покой
не моя Шахерезада,
не такая, я какой…
Выбирайте, либо – либо,
но она без дэ одна:
если девушка, то рыба,
если чудо, то жена.

22 ноября 2011 г.
(На снимке Вера Фокина в роли Шахерезады)

пятница, 4 ноября 2011 г.

Мой дядя тоже...

Мой дядя тоже умер, только
Вдали, давно и в нищете.
Мала моя земная долька,
Путь со щитом и на щите
Кошмарно краток, что ни делай.
Чем жизни сон ни продлевай,
В степи Небес очнёшься белой
Под оклик ангельский: «Давай!»...
И видишь, видишь – дело к ночи,
Ещё не кончилась война,
И после времени жесточе
Нам стелет полная луна,
И после совести проститься —
Уже физически никак.
Зато Небесная Царица
Проводит с поля на большак
И молвит:
«Ты себя не мучай,
На Бога въяве положись,
Из пустоты не мощен случай
Творить сияющую высь».

4 ноября 2011 г.

среда, 2 ноября 2011 г.

Красивый человек



Красивый человек,
Животный и живой,
Глаза – как стрежни рек,
И с грязной головой.

Киянка, пояс, дождь –
Весь мир ему по йух.
Он пламя, племя, вождь,
Он – воплощённый дух.

Пристроив кисть и пядь,
Всё уточняет вкруг
И силится назвать,
Не выпустив из рук.

Он ходит там, где дым,
Без страха и зело
Подобными любим
За тело и тепло.

Не украшаю я,
Не лью ему елей:
Не лучше он зверья,
Хотя во гневе злей.

Но и не хуже он,
И враг ему – Молох,
Он слышит в Небе звон
И знает: это Бог.

2 ноября 2011 г.

понедельник, 3 октября 2011 г.

Стихийное


Сообщаю на скорости звука,
Что теченье земли и огня
Убивает любого. А ну-ка,
Не позволь им прикончить меня!

И вода, разумеется, тоже –
Здесь прохладна, а там ледяна –
Душу вынет, касаяся кожи,
И уложит в ничтожество дна.

Да и воздух – казалось бы, где там! –
А ведь медленно жжёт изнутри,
В унисон с отцветающим светом
И во сне от зари до зари.

Как бикфордов шнурок, ненадолго,
Исчезая собою, легла
Нашей жизни горячая волга
От рожденья до смерти угла…

Но зарыты и в вечной мороке
Назначенье, задача, мотив –
Вот увидите, вылущив сроки, –
Будет взрыв. Будет взрыв. Будет взрыв.

3 октября 2011 г.

вторник, 27 сентября 2011 г.

Триколор



Синее, белое, алое,
Бедное тело моё!
В бездне Земля – захудалая,
Ты же – перстинка её.

С выжженной ветра наездами
Серой травинкой степной
Поровну мало под звездами
Плоти дано вам земной.

Белое, алое, синее,
Кинуто боли и тле –
В севера ль медленном инее,
В юга ли душном котле.

Тело моё ненадёжное
В ласковой узе тепла,
Жадное, сонное, ложное,
Как тебя тьма отдала?

Алое, синее, белое…
До смерти не разгадать!
Чудо невидимо целое –
Малому чуду под стать.

Даже и света пророчеством
Загодя в Небе дыша,
Не обжила б одиночеством
Храмины этой – душа!

27 сентября 2011 г.

четверг, 22 сентября 2011 г.

Звуки зимы


С тишиной заодно, обессиленный свет
Погасил и рассеял, как пепел, шумы.
Тишина потеплела и, съехав на нет,
Попустила воскресшие звуки зимы –
Ослепительных риз электрический скрип,
Ветра вой и разбойничий свист на лету,
Опоздавших рассветов больной серендип –
Треск излома по тонкому тёмному льду.
Даже дома, где есть приручённый огонь,
Тем отчётливей в море невидимой тьмы
Ради памяти смертной сквозь дым и ладонь
Восстают безутешные звуки зимы.
Постепенные, к мудрости сводят с ума,
Будто Небо морозные правит ломы,
Тает сон, и взрывается снегом тюрьма,
И в лазури крылатые рулят сомы.

22 сентября 2011 г.

пятница, 9 сентября 2011 г.

Ленской



         С душою прямо геттингенской…
            <>
            …Над ней он голову ломал
            И чудеса подозревал.
                        А.С. Пушкин. Евгений Онегин.

Постойте, вернётся
на родину славный Владимир,
лелеющий правду,
с печатью крестин-именин,
с кудрями до плеч или без,
он не только не вымер,
он – вечно живой,
и не важно, на -ской или -ин.

Он Ольгу полюбит
И в собственном доме поселит,
И вы его тоже
Привыкнете сладко любить.
Увидите, братцы,
Онегин его не застрелит.
Такого героя
Евгению не пережить!

Владимир – не гордый,
Не надо ему и медали.
Не дали – и ладно!
А всё-таки дело пойдёт –
Орлиным легко
Прозревая туманные дали,
Крылом над тайгою
По новой качнёт самолёт.

И денег Россия
На недрах бессовестно слупит.
Какая там зелень!
Серебряной станет трава –
И осень на горло
Упавшему лету наступит,
И холод с рассветом
В исходные вступит права.

9 сентября 2011 г.

пятница, 2 сентября 2011 г.

Маленькая проза

«Проза обязана быть маленькой», – утешал себя сочинитель стихов и маленькой прозы.
«Обязана, конечно, не в смысле – кому-то, – тут же оправдывался он. – А просто – иногда, по исходному назначению своему, по самой, коротко говоря, сути... И маленькой – вовсе не значит невеликой».
Да-да, разумеется. Одни достигают величия, иным величие жалуется, но чаще всего великие рождаются таковыми. И в любом случае следовало бы избегать желтых чулок с подвязками накрест...
Нет, что ни говорите, проза должна быть маленькой, легкой и краткой. Как надпись на заборе. Прежде чаще попадалось «Инна + Петр = Любовь», но во все времена в общем корпусе заборных надписей преобладает слово из трех букв, первая «Х». Между прочем, русский язык отнюдь не богат подобными словами, и притом они всё больше какие-то нерусские. К примеру, «хам» – ставшее нарицательным библейское имя собственное. «Хор» – из греческого, кажется. «Хит» – словечко английское. «Хек» (это рыба такая, замороженная) – тоже поди какое-нибудь немецкое. Вот только «ход», похоже, древнерусское, да еще «хай» (т.е. гвалт, нестройные вопли, а не привет по-английски), да, может быть, «хер», название этой самой буквы. Кстати, изумительный образец классической маленькой прозы – «Аз буки веди, глаголю: добро есть...» ну, и так далее, до «Ук Ферт Хер» и ниже. А что значит этот херувим, что стоит неподалеку от конца буквичного списка, кто знает? Он – как смерть, стоящая ближе к концу земной жизни. Будет ли небесная за хером на пороге? Но он же и начало. Не только по созвучию и количеству букв служит хер мягкой заменой заборному слову. Не говори даме «Хор света надо мной не властен, мой дар – бездарным не пример, и был бы небу я причастен, когда б не хер...» Ибо дама наверняка воскликнет  «Хам!» и съездит сказавшему такое по физиономии. За скверную фонетику. За это вот «и был».
Да, несомненно, проза призвана быть маленькой, как вдох и выдох. Как вдох и выдох? Нет, это уж слишком. Лучше – как мимолетный поцелуй. Ведь что такое мимолетный поцелуй? Это когда ты целуешь знакомую, но ни к чему тебя не обязывающую женщину, не придавая поцелую никакого значения – полагая в качестве веселого приветствия скользнуть губами по щеке... И всё, и отойти в сторонку, своим путем, единственно верным, правильным и где-то даже праведным, быть может. Если получится. Как вдруг, вместо щеки, касаешься губ, да что там! – подставленного рта! И понимаешь, что это – если не объяснение, то обещание, а если не обещание, то сообщение. И чувствуешь на миг, как прижалась к тебе нижняя половина побеждающей пространство и время женской природы. Конечно, сообщение! Читай по губам, да что там! – по рту, на мгновение доверенному, влажному, красноречиво приоткрытому: «Если что-то пойдет не так, как ты надеялся, если вдруг твоя жизнь обернется не тем, на что ты рассчитывал, и одиночество навалится на тебя, приставив к виску твоему черное, мучительно воняющее порохом дуло, – вспомни эту минуту, позови – и я попытаюсь, я помогу тебе все начать сызнова, иначе, с другой стороны холма».
А вы говорите «хер»... Мама, моя Надя приехала.
«Война и мiр»? А что «Война и мiр»? Наверняка роман этот начинался с короткого периода, с письма жене обо всей этой родственной компании – куда ж от нее деваться? – или все еще невесте: «Иду на Вы!» А она, такая, отвечает: «Идете на Я?!» Еще того короче – с какой-нибудь надписи на коробке с подаренными часами: «Который час? Какого хера?!» Или выцарапанного гвоздем на спинке детской еще своей кровати: «Вот ни хера себе задачка!» Великая (во всех смыслах, не исключая количества знаков) проза тоже мала – иногда, по исходному назначению своему, по самой, коротко говоря, сути... Мала по окончательной мысли. Мала пред любым читателем, ибо он отроду вместил в себя Вселенную. Смерти нет... Вот и вся проза. Мала пред Богом. Бог есть любовь... И всё. И нечего добавить. «А как же мусульмане? А как же буддисты? А куда податься атеистам с их трепетными сердцами?» Господа, отстаньте! Я никого не неволю смеясь, расставаться со своим прошлым. Я говорю лишь о малости прозы. Идите на хер.

2 сентября 2011 г. (сочинено для книги "MATERIES-2")

воскресенье, 21 августа 2011 г.

Наставление послушнику



Bury your burdens in the ground…
              (William Elliott Whitmore)

Сапёрной лопатой
в весеннюю жирную землю
Зарой свою ношу,
и осенью мы поглядим.
Ни слёз, никаких отговорок
я впредь не приемлю:
Ты должен расстаться
с возлюбленным скарбом своим.

Сквозь талую смесь
оголтелого солнца с прохладой
Ты можешь пробиться
к сердечнику твёрдых корней.
Но даже коснувшись его,
не рыдай и не падай:
Земля – не источник,
рождаются души не в ней.

Ступай в глубину,
где огонь сторожит сердцевину
И тартар бессилен,
и черви уже не живут,
Где боль разлетается прахом,
теряя причину,
И ангелы именем новым
наружу зовут.

Ступай в глубину
до конца направлений и счёта,
Туда, где царит
одолевшая тьму высота
И сердца сдаётся
тугая земная работа,
И крылья за плечи
ложатся наместо креста.

21 августа 2011 г.