Иногда, пробудившись,
откроешь:
За стеклом леденеет крыло,
И, снижаясь, ты мысленно
строишь
Всё, что будет ещё и прошло.
Между тем, переводят пилоты
На ручное несмелый рассвет.
Не впервой им во тьме
повороты,
Где ни звёздочки, в сущности,
нет.
Если спросишь их, – «Это
нетрудно! –
Уверяют они невпопад. –
Над Атлантикой небо безлюдно
Да и брызги в лицо не летят…»
Объявлений заученной мессой
С нами за полночь явь
говорит,
Притворяется, тварь,
стюардессой
И в небесной воде не горит.
И попутчик на выгнутом ложе
Под неострым снотворным углом
–
Это морок явления тоже,
Но уже не колом – соколом.
И огни, беспощадно и немо
Вдруг рассеявшись из пустоты,
Это – будь она проклята! –
тема,
Это город с большой высоты.
Это слово, а якобы дело
Приключается, граждане, в
том,
Что у города нету предела
И взрывное рыдает о нём.
И огни его – дикое поле,
Выезжают навстречу – ложись!
–
Тем, кто ночью по собственной
воле
Дал поднять себя в жуткую
высь,
Кто из фантика вынет облатку
С подловатым лицом храбреца,
Но всегда, заходя на посадку,
Умоляет о чём-то Отца.
Вертикальным отдав километрам
Дань отчаянья – страх от
души, –
Переменным уносится ветром
На простор атмосферной глуши
И хватает, как рыба, дыханье
Округленным младенчески ртом…
«Пристегните ремни на
прощанье! –
Слышит он. – Дили-дон,
тили-бом!»
И земного продления просит,
Мокрым веком завесив глаза,
И твердит «Не могу», – и
выносит
Высоту в полосы тормоза.
Комментариев нет:
Отправить комментарий